Беспалый Спас

Образ Спасов был весь написан, и оставалось всего на правой руке написать мизинец...

И вместо того, чтобы дописать недописанное, он вышел из палатки и позвал друга своего Анфемия посмотреть на работу.
И они стояли перед Спасовым образом.
Анфемий, не скрывая восхищения своего громко хвалил друга. ... И привел царя. И уж с царем наперерыв оба выражали свое восхищение.
А Лей стоял поодаль и ничего не слыхал, и не заметил, как к царю выходил Анфемий и вернулся с царем, и как царь и Анфемий ушли из церкви, и он опять остался один.
Лей, не сводя глаз с образа Спасова, весь в одной был думе.
И эта дума его была так громка, как царские похвалы и похвала его друга... - дума о том, что вот он, Лей иконописец, завершил великое дело: постигнул непостижимое Божественное Слово - написал лик Христов.
И вот дошла, эта дума его, до краев своей страсти и, огненная, как та мечта огненная, восторгом всколыхнула все его чувства, и он воскликнул к Спасову образу, как к живому:
- Господи, видишь, я изобразил лик Твой, каким Ты был на земле!
И внезапно столп огнен стал вверху над образом, и был тихий глас:
- А ты когда меня видел?

В утренний час царь с Анфемием и с прочими мастерами, обходя великую церковь, вошли в палатку у царских входных дверей, желая еще раз полюбоваться на Лееву работу и показать другим.
...увидели он Лея: он сидел на полу - левой рукой на лавку, правая же висела, как неживая.
И перед царем не поднялся и на вопросы не отвечал, ибо был нем.
Все ему было трудно: смотреть, дышать, шевелиться, - и уж кое-как уцелевшей рукой нацарапал он царю, что случилось с ним в ночь.
И дивились все бывшему чуду.
Повелел царь Иустиниан никому более не касаться Спасова образа, а на недописанный перст выковать серебряный - людям на страх и на уведение.
И тот перст у Спаса не писан, а скован серебрян и позлащен.